Жизнь Дилго Кьенце Ринпоче
Ранние годы
Кьенце Ринпоче родился в 1910 году как четвертый сын семьи Дильго, которая восходит к великому царю Тибета Трисон Децену. Семейный дом, место его рождения находился в долине Денкхок в Кхаме – самой восточной из четырех главных провинций. Кхам делился на множество маленьких княжеств, наибольшим и наиболее влиятельным из которых было Дерге. Дед Кьенце Ринпоче, Таши Церинг, и позднее его отец оба были министрами короля Дерге. В своей автобиографии Кьенце Ринпоче вспоминает:
"Один из моих предков погиб в битве за короля Дерге. За это род Дильго был вознагражден богатыми земельными угодьями в долине Денкхок. Во времена моего прадедушки семья каждую весну посылала пару слуг в Денкхок обрабатывать землю и следить за происходящим с тем, чтобы на зиму они возвращались домой в Дерге. Эту семью слуг очень любил один из многочисленных сыновей рода Дильго, мой дедушка, Таши Церинг. Его трудно было бы назвать любимчиком отца. На самом деле там было так много сыновей, что ему трудно было получить хоть какое-нибудь внимание, так что эта семейная пара слуг дала ему все, за исключением имени.
Однажды было решено переселить эту пару в Денкхок навсегда. Они попытались скрыть это от Таши Церинга, чтобы не мучить его расставанием, но мальчик уже все разузнал. И когда они уезжали, он оделся для путешествия и стал настаивать, чтобы его взяли с собой. В конце концов родня решила отпустить его жить с ними в Денкхоке.
Когда он вырос, он стал очень влиятельным человеком в Дерге и важным министром в правительстве, высоко ценимым за безупречную честь, ум и ученость. Его жена была преданной буддисткой, много времени посвятившей медитации на Ченрези. Их сын и был моим отцом.
Главными ламами нашего рода были Джамьянг Кьенце Вангпо и Джамгон Конгтрул. В молодости вопреки предупреждениям дедушки, что Джамьянг Кьенце явно этого не одобрит, отец часто ходил на охоту. Однажды весь род отправился в монастырь Дзонгсар, навестить Джамьянга Кьенце, который вызвал моего отца в свою комнату и спросил: «А ты не убивал животных?»
«Да» — нервничая ответил тот — «убил нескольких». Это было немыслимо — лгать ламе.
«Род Дильго богат; тебе нет нужды в охоте» — сказал Джамьянг Кьенце — «Сегодня ты должен поклясться не охотиться впредь». Он взял священное изображение и возложил его на голову моего отца. Отцу было очень неудобно и он был пристыжен.
Когда они вернулись домой, дедушка спросил у отца: «Что Ринпоче спросил у тебя?» Но отец был слишком расстроен, чтобы отвечать. «Сказал ли он тебе больше не охотиться?» — настаивал дед. «Да, сказал» — вздохнул отец.
Мой дедушка ни слова не сказал Джамьянгу Кьенце о пристрастии отца к охоте. Ринпоче узнал об этом лишь благодаря своей огромной ясности. С этих пор по данному им слову отец никогда больше не охотился.
Моя мама была дочерью другого министра правительства Дерге. Она всегда была очень мягкой, в то время как отец был более жестким.
Наш дом был огромен как дворец и включал более ста комнат, включая несколько прекрасных храмов. В западном крыле был основной храм и, хотя там громко звучала ритуальная музыка, она была совершенно не слышна в восточном крыле, где были покои моих родителей. Когда мне было около семи, я облачался в красную ткань на подобие монахов, прося моих слуг делать то же самое, — всего нас получалось около восьми, и совершал церемонию. Когда многочисленные посетители отца видели нас и спрашивали, из какого мы были монастыря, мы хихикали.
Летом после утренних занятий я часто убегал в горы и разбивал палатку на одном из чудесных, полных цветов лугов. Я мог оставаться там всё дневное время, играя в ручьях. Вечером, около четырёх я возвращался домой для дальнейших занятий.
У моей семьи было около десяти тысяч голов скота. Большинство из них пасли семьи номадов, получавшие за это часть дохода от животных. Поздней весной на протяжение двух месяцев, после того как стает снег, для многих людей находилась работа на наших полях и также во время двух осенних месяцев, во время сбора урожая.
Когда моему отцу было около пятидесяти, наш дом в Денкхоке был разрушен землетрясением, погребя под собой дедушку и моего старшего брата.
Незадолго до рождения у моих родителей третьего сына, ламе нашей семьи приснилось несколько благоприятных снов. В одном из них ему снилось, что знаменитая пара цимбал из Бенчен Монастыря играла на большом собрании в нашем доме. Он рассудил, что это значит, что у нас переродится Сандже Ньенпа, великий Учитель из Бенчен монастыря. Но мой отец был вне себя, так как вовсе не хотел терять сыновей ради монастырей. Он сказал ламе, что если бы тот не жил с нашей семьей так долго и не был бы его хорошим другом, то лама получил бы сотню плетей за такие предсказания. Он также наказал ламе молчать о своих снах. Однако, чуть позже Гьялва Кармапа объявил, что этот ребенок и в самом деле является воплощением Сандже Ньенпы Ринпоче, и с большой неохотой мой отец был вынужден отдать сына в Бенчен. Он беспокоился, как бы еще кто-нибудь из его сыновей не был объявлен воплощенцем.
Когда моя мама была беременна мной, её четвертым сыном, семья отправилась навестить Мипхама Ринпоче, великого ламу, жившего в уединении в часе ходьбы от нас. Мипхам Ринпоче сразу же спросил, не беременна ли мама. Мои родители подтвердили и спросили Ринпоче, будет это мальчик или девочка.
«Это сын» — ответил Ринпоче и важно, чтобы вы дали мне знать, когда он родится.
Он дал для меня моей маме защитный шнур и несколько пилюль с благословением Манчжушри, Бодхисаттвы мудрости, чтобы мне дали их после рождения. В тот день, когда я родился, прежде чем мама дала мне грудь, лама смесью порошка из пилюль и шафрановой воды написал у меня на языке слог ДХИ, сущность мантры Манчжушри.
Когда мне было три дня от роду, родители взяли меня к Мипхаму Ринпоче, который сказал, что-то о том, что я особенный ребенок. С рождения у меня были длинные черные волосы ниспадавшие мне на глаза. Мой отец спросил, не отрезать ли их, но Ринпоче сказал «нет» и сам завязал их в пять узлов как у Манчжушри. По просьбе моей матери он дал мне имя, Таши Палджор, написав его на свитке бумаги, которую моя мама затем всегда хранила в книге для молитв.
Чуть позже мои родители снова взяли меня к Мипхаму Ринпоче. Он даровал мне посвящение Манчжушри и сказал «В течение всех твоих жизней я буду заботиться о тебе» Я чувствую, что это его благословение является самым-самым важным событием в моей жизни.
Когда мне было около года, великий лама линии Сакья, Лотер Вангпо, приехал в наш дом. Из школы Сакья он был самым главным учеником Джамьянга Кьенце Вангпо. В это время в наших краях была эпидемия и мои родители, боясь, что я заболею, сделали так, чтобы моя мама и я жили выше, на склоне горы, в одной из пастушеских палаток. Когда Лотер Вангпо пришел, мама принесла меня вниз, чтобы его встретить.
Он дал мне свое благословение, прочитал несколько призываний и сказал моей матери: «Этот ребенок — не такой как все. Я хочу посмотреть линии на его ладонях» Он с трудом поднялся — он был очень грузный человек — и отнес меня к дверям храма. Взглянув на мои руки на дневном свете, он сказал: «Это действительно замечательный ребенок»
Он вернулся на свое место и дал мне бусину из четок Джамьянга Кьенце, которую он носил на шее в маленьком красном парчовом мешочке. Он также сделал шелковый защитный шнур и послал помощника за белым хадаком (церемониальный шелковый шарф), расшитым благоприятными символами. Помощник, будучи несколько скуповат, принес простой хадак, и Лотер Вангпо, рассердившись, послал его отыскать специальный хадак. Помощник вернулся с хадаком старым и в пятнах и Лотер Вангпо, еще более рассердившись, снова отослал его за новым и чистым белым хадаком.
Моя мама очень скромная и она попыталась сказать, что и этот хадак очень хороший.
Но Лотер Вангпо сказал: «Нет, мне нужен совершенно незапятнанный хадак. Этот мальчик — воплощение моего Учителя, Джамьянга Кьенце Вангпо. Три дня подряд мне снится Кьенце Вангпо и я встречаю его в видениях и теперь, увидев этого мальчика, у меня и вовсе не осталось сомнений.
По любому важному делу мой папа советовался с Мипхамом Ринпоче и в этот раз Мипхам Ринпоче сказал: «Пока еще слишком рано проводить официальное признание твоего сына как воплощение Кьенце. Это может вызвать препятствия»
Так что на этот раз мой отец не отдал меня Лотеру Вангпо и не послал меня в монастырь Дзонгсар.
Когда мне было два года, умер Мипхам Ринпоче и Шечен Гьялцаб Ринпоче пришел, чтобы участвовать в погребальных церемониях. Пока он оставался, я регулярно навещал его. Он сказал моему отцу, чтобы тот позже привез меня в Шечен монастырь, чтобы я принес благо буддийскому учению и всем живым существам. Мой папа спросил, какие знаки указывают на это. Шечен Гьялцаб Ринпоче, который редко говорил о таких вещах, сказал, что предыдущей ночью ему приснилось, что танка в нашем храме Церингмы, обернулась самой богиней и сказала ему позаботиться об этом мальчике, который мог бы принести благо учению. Мой отец был очень прямым человеком, поэтому он сказал, что если это и в самом деле так, то он позволит мне направиться в Шечен. Но если это делается только для того, чтобы мне занять трон монастыря и быть вовлеченным в религиозную политику, он не отпустит меня. Но, в любом случае, я был тогда слишком мал, чтобы идти в Шечен.
Перед смертью Мипхам Ринпоче сказал Ламе Оселу, в течение всей жизни прислуживающему ему и учившемуся у него: «Когда я умру, тебе будет очень больно, но недолго». Когда Ринпоче умер, Лама Осел почти обезумел. Он морил себя голодом и беспрестанно бродил по своей комнате. По прошествии ста дней у него было видение Мипхама Ринпоче в небе, в котором Ринпоче был в шапке пандита и писал текст. И, дописав каждую страницу, он кидал ее Ламе Оселу. Буквы, написанные им, были не из черных чернил, а из сверкающего золотого света. Лама Осел посмотрел на одну из страниц и смог прочитать несколько слов «Осел…Джалю…Дордже» (Ясный свет…Радужное тело…Ваджра). Затем Мипхам Ринпоче указал в небо и трижды произнес «Осел Джалю Дордже» И с тех пор печаль Ламы Осела полностью растворилась.
Чуть позже меня взяли к махасиддхе Кюнзангу Дечену Дордже. Он сказал: «Этот ребенок и я знали друг друга прежде» — и спросил меня — «Ты меня знаешь?»
«Ты знаешь его?» — повторил вопрос мой папа.
«Да, я его знаю» — сказал я, немного испугавшись.
Кюнзанг Дечен Дордже сказал: «В течение многих предшествующих жизней мы были связаны. Я хочу сделать ему отличный подарок» У него была редкая и лелеемая им коллекция чашей. Золото, серебро и прочее его не интересовало вовсе, его сокровищами были его чаши. Он сказал своей жене: «Принеси ящик с чашами» — и подарил мне исключительную чашку, наполнив ее изюмом.
Мой отец сказал Дечену Дордже, что мы собираемся в паломничество в Лхасу, и просил его о защите.
«Я буду молиться за вас» — ответил он — «Обычно я забываю, кого предполагал включить в мои молитвы, если жена не напомнит мне, но вашего ребенка я никогда не забуду».
Мы отправились в Лхасу в паломничество. Там другой ламам, Таклунг Матрул, сказал моему отцу: «Относись к этому ребенку очень заботливо, потомучто он, должно быть, воплощенный лама»
Мой отец не ответил ничего, но когда мы вернулись к себе, он объявил: «Ламы не хотят оставлять этого сына мне, но я не собираюсь позволить ему стать ламой. У нас большая семья, имение и много земель, нуждающихся в присмотре. Я хочу, чтобы он стал мирянином и мог позаботиться обо всем этом.
По возвращении в Кхам папа, я и мой старший брат Шедруб встретили великого учителя Адзома Другпа. Это был очень впечатляющий человек. Он носил белую рубашку из щелка-сырца с красным парчовым воротником и цепь из оникса вокруг шеи. У него были длинные черные с проседью волосы, завязанные на макушке хадаком. Он спросил, я ли тот сын, что будет владеть семейными владениями, так как я носил одежду мирянина и мои длинные волосы были обернуты вокруг головы как принято в Дерге.
Затем он рассмеялся и сказал: «Да, в некотором отношении он будет владеть семейным имуществом. Но к этому есть большие препятствия. Определить их?» Отец согласился.
Чуть позже Адзом Другпа сказал: «Было бы лучше, если бы вы отдали его в монахи».
Мой папа ответил, что отдать меня в монахи было бы очень затруднительно.
«Ну тогда я развею препятствие» — сказал Адзом Другпа.
Принесли ритуальную стрелу долгой жизни и замерили ее длину. Адзом Другпа прочел призывание долгой жизни и стрелу замерили вновь. Она укоротилась на ширину пальца.
«Это препятствие, о котором я вам говорил» — сказал Адзом Другпа.
Мой отец не выглядел особенно впечатленным. Адзом Другпа еще трижды прочел призывание и потянул стрелу. Ее измерили еще раз и в этот раз она была длиннее, чем в предыдущий.
«Я не обычный человек» — сказал Адзом Другпа — «и я повторяю, что лучше бы вам отдать его в монахи».
Но мой отец все не реагировал. В течение семи дней Адзом Другпа давал мне благословения долгой жизни. И в последний день он объявил: «Теперь я развеял препятствие».
Вскоре после этого мы вернулись домой уже без каких либо дальнейших комментариев насчет моего монашества.
На обратном пути в Денкхок мы встретили Дзогчен Ринпоче, главенствовавшего на празднике около большой скалы перед Дзогчен монастырем. И он тоже сказал, что у меня могут быть препятствия и чтобы противодействовать им, мы должны спасать жизни животных. Мы вернулись домой и, так как мой папа был владельцем множества животных, мы могли спасти от бойни несколько тысяч овец, яков и коз.
В этот же год я обварился супом. Лето в наших владениях было наиболее занятым временем из всего сельскохозяйственного года и тогда мы нанимали много работников. Чтобы их всех накормить, в громадном котле готовилось огромное количество супа. Однажды, играя с братом, я упал в этот котел с кипящим супом. Нижняя часть моего тела была столь сильно обожжена, что я был прикован к постели многие месяцы и серьезно болен, несмотря на множество молитв о долгой жизни, которые моя семья читала для меня.
В отчаянии мой папа спросил меня: «Как ты думаешь, какая церемония может тебе помочь? Если есть что-то, что может спасти тебе жизнь, мы должны сделать это».
«Что я хотел бы больше всего — это стать монахом» — ответил я — «Это может помочь, если я буду носить монашеские одеяния». Мой отец дал распоряжение и вскоре одеяния были готовы. Когда их положили на меня, лежащего в кровати, я был в полном восторге. Я также часто клал на подушку колокольчик и дамару.
На следующий же день я попросил Ламу Осела прийти и обрить мне голову. Мне сказали, что некоторые из наших старых слуг плакали в этот день, восклицая: «Теперь последний сын Дильго принял обеты, это конец фамильной линии». Но я был столь счастлив, что вскоре мое здоровье улучшилось и опасность безвременной смерти миновала. Мне тогда было десять лет.
Встреча с гуру
Предшественник Кьенце Ринпоче, Джамьянг Кьенце Вангпо (1820-1892), провел тринадцать лет, без устали путешествуя по всему Тибету, чтобы получить тысячи передач различных буддийских традиций и линий практики, многие из которых были на грани исчезновения. Он путешествовал скромно (хотя происходил из богатой и могущественной семьи), пешком, с мешком за плечами и, так говорят, сносил три пары обуви. Собрав вместе эти важные учения, он и другой великий учитель, Джамгон Конгтрул, отредактировали, подготовили и издали их в пяти великих собраниях. Они также установили систему посвящений и устных наставлений, соответствующих этим текстам, — живую традицию, без которой книги не имели бы подлинной ценности в будущем. Сохранив таким образом множество драгоценных учений, Кьенце Вангпо стал зачинателем подлинного буддистского Возрождения во всем Тибете — движения, из которого многие современные тибетские Учителя черпают вдохновение. В сорок лет он удалился в отшельничество на всю оставшуюся жизнь, никогда не покидая своего затвора, вплоть до своей смерти в семьдесят три года.
На северо-востоке Дерге лежит Шечен, один из шести главных нингмапинских монастырей. И именно там близкий ученик Кьенце Вангпо, Шечен Гьялцап Ринпоче (1871-1926) официально распознал и возвел на трон молодого Дильго Кьенце Ринпоче как одного из пяти воплощений его несравненного ламы. Мальчику было двенадцать. Кьенце Ринпоче рассказывает о годах, проведенных со своими учителями:
После того как в десять лет я стал монахом, великий ученый Кхенпо Женга пришел Денкхок на своем пути в Кьерку, где он строил шедру (монастырское училище). Он чувствовал, что я являюсь воплощением его учителя, Онпо Тенга, кто был также коренным учителем моего папы. Он сказал, что мне нужно прийти к нему в шедру, где он мог бы меня обучать. Так я отправился в Кьерку и получил от него подробные учения на Бодхичарьяаватару и Мадхьямику. По утрам я получал учения или занимался сам. Во второй половине дня я отвечал ему на вопросы по предметам, изученным утром, и повторял несколько страниц текстов, значение которых я должен был изучить сердцем. Порой после обеда он гулял и играл со мной. Однажды он показал мне, как кидаться маленькими камешками в валун перед его хижиной, заставляя суетящихся вокруг полевых мышей в страхе разбегаться прочь; это получалось у него очень хорошо. Он старался развлекать меня, чтобы я не заскучал за своими занятиями.
Несколько позже Кхенпо Женга отправился в Пещеру Радужного Света в Дерге, где он жил подобно Миларепе в строгом отшельничестве. Я последовал за ним и оставался там пять месяцев, получая дальнейшие учения, включая Кюнзанг Ламей Шелунг (Слова моего Всесовершенного Гуру) Патрула Ринпоче. Однажды он сказал мне: «Вглядись в природу ума и расскажи мне, какова она». Недалеко от наших палаток у подножия утеса был чудесный луг. Я сел там медитировать и так предстало мне, что природа ума пуста и ясна. Я сообщил это Кхенпо и оба, он и великий йоги Кюнга Палден, были порадованы; они расценили это как подтверждение моей практики в предыдущих жизнях. Но я подумал, что, должно быть, я пришел к этому ответу путем размышлений благодаря изучению Мадхьямики, и сомневался, что я прямо испытал окончательную природу ума.
Через какое-то время после моего возвращения домой мой старший брат Шедруп сказал, что изучение — это прекрасно, но теоретического знания самого по себе недостаточно. И он посоветовал найти учителя высокой реализации. На его взгляд из всех живущих учителей самым совершенным был Шечен Гьялцап Ринпоче. Мой другой брат, Сандже Ньенпа Ринпоче только что завершил трехлетнее затворничество и также хотел встретить Гьялцапа Ринпоче. Итак, трое нас вместе с отцом и еще десятью другими людьми отправились в Шечен.
Когда мы прибыли, помощник Гьялцапа Ринпоче встретил нас двумя хадаками, один был для меня и один — для Ньенпы Ринпоче. Он передал пожелание Гьялцапа Ринпоче, чтобы мы вдвоем дождались благоприятной даты для встречи с ним, так как это была бы первая наша встреча с ним в Шечене. Шедруп же, бывший здесь прежде, мог навещать его, когда пожелает.
Мы ожидали три дня, прежде чем получить разрешение; и для меня, ожидавшего первой встречи с моим учителем, эти дни показались очень долгими. В конце концов его пригласили в его затвор. Гьялцап Ринпоче носил желтую куртку подбитую мехом, вместо монастырских одежд. Его волосы, вьющиеся на концах, были достаточно длинны, чтобы ниспадать ему на плечи, так как он редко покидал свой затвор. Нас пригласили сесть и подали сладкий шафрановый рис. Гьялцап Ринпоче хотел знать все об учителях Ньенпа Ринпоче и об учениях, которые он получал. Ньенпа Ринпоче отвечал на его вопросы около трех часов.
Затворничество Гьялцапа Ринпоче было в сорока пяти минутах ходьбы на отроге горы прямо над монастырем. Подъем к этому замечательному месту был очень крут и скользок во время дождей. Из окна вы можете видеть монастырь и реку внизу в долине, сплошь обрамленной горами, покрытыми снегом большую часть года. Прямо под затвором был уступ с кустами можжевельника, идеальный для спокойного сидения в солнечный день. Еще ниже была маленькая пещера, названная Пещерой Сияющего Великого Блаженства, в которой Гьялцап Ринпоче проводил несколько месяцев в уединении. Сверху затвора были еще пещеры; в одной из них были самовозникшие образы божеств. На полпути вниз к монастырю был главный центр Шечена для уединения, где около тридцати монахов могли проводить традиционные трехлетние затворничества.
Гьялцап Ринпоче вне сомнений был одним из наиболее ученых и совершенных лам своего времени. Однажды он начал трехлетнее затворничество, но уже через три месяца — ко всеобщему изумлению — он из него вышел, сказав, что выполнил намеченную программу. На следующее утро, его помощник заметил отпечаток ноги на камне, служившем порогом в месте его уединения. Позже камень был вынут учениками и спрятан в течение всей Культурной революции; теперь его снова можно видеть в Шечен монастыре.
Монастырь был домом для более чем двухсот монахов. Его настоятелем был Шечен Рабджам Ринпоче, другой мой главный учитель, и именно он обычно наставлял монахов и давал им посвящения. Он также посещал другие монастыри и учил, широко путешествуя вплоть до центрального Тибета.
Также в Шечене был третий великий лама, Шечен Конгтрул Ринпоче. Он жил на другой стороне горного потока от места Гьялцапа Ринпоче, на плоской вершине другого отрога — восхитительном месте с лугами, летом покрытыми желтыми цветами, и с лесом толстых пихт, где можно было отыскать очень вкусные грибы. Шечен Конгтрул был великий практик и как и Шечен Гьялцап не принимал никакого участия в управлении монастырем, которое полностью лежало на Шечен Рабджаме.
Однажды нас позвали в затвор к Гьялцапу Ринпоче. Когда мы вошли, он сказал нам, что его учение должно начаться на следующий день, и что самое первое посвящение будет практика Ваджрасаттвы в традиции Миндролинг. В течение последующих месяцев он передал нам все наиболее важные канонические учения Нингма, передачу Собрания Трудов Мипхама Ринпоче и Нингтиг Ябжи всезнающего Лонгчена Рабджама. После учений я часто ходил повидать Шечен Гьялцапа Ринпоче. Он любил детей и ему, кажется, было в радость шутить и играть со мной. Он всегда был мягок и деликатен и всю свою жизнь почти не сердился. В течение долгого учения он мог сделать перерыв и играть с молодыми ламами и рассказывать им истории.
Когда он давал посвящения, я часто был ошеломлен великолепием и величием его выражения и его глазами, когда с указующей в моем направлении мудрой он вводил в природу ума. Я чувствовал, что, несмотря на мою слабую преданность, заставлявшую меня видеть гуру как обычного человека, он был в точности такой как сам великий Гуру Падмасамбхава, дающий посвящения двадцати пяти ученикам. Мое доверие становилось все сильнее и сильнее и, когда он снова посмотрел и указал на меня, спрашивая: «Что есть природа ума?», я с огромной преданностью подумал: «Истинно, это великий йоги, кто может видеть подлинную природу реальности!» и сам начал понимать как медитировать.
Во время моего следующего посещения Шечена я получил обеты гецула (монаха-новичка) от Гьялцапа Ринпоче. Кхенпо Женга уже однажды давал мне эти обеты, но я сказал Гьялцапу Ринпоче, что мне хотелось бы их получить вновь — от него. Он ответил, что это вполне нормально — получать обеты дважды, так же как ступа может быть покрыта несколькими слоями золота.
Когда Дзонгсар Кьенце Чоки Лодро впервые заговорил с Гьялцапом Ринпоче обо мне, он сказал: «Я встречал уже этого мальчика прежде и у меня сильное ощущение, что он — воплощение Джамьянга Кьенце Вангпо. Пожалуйста, позаботься о нем, и я также сделаю для него, что смогу. В особенности я умоляю тебя передать ему Сокровищницу Наставлений». Это была та передача, которую Гьялцап Ринпоче решил передавать следующей. Эти учения — только для серьезных практикующих, так он сказал. И во время передачи он будет видеть только тех, кого отобрал как готовых для получения посвящений. Он сделал список из, примерно, двадцати человек и нанес знак над дверью, отмечая границы затвора. Сокровищница содержит учения из всех восьми основных школ тибетского буддизма. Когда Гьялцап Ринпоче учил, голос его был не очень громким, но чистым и я мог понять все, что он говорил. Я все еще помню это в моей старости. Я действительно считаю его моим коренным учителем, так как именно он ввел меня в природу ума.
У Дзонгсар Кьенце Чоки Лодро были копии этих книг и мне было сказано пройти эти книги с ним. Одно время Гьялцап Ринпоче приболел и в течение этого периода Кьенце Чоки Лодро давал лунги (передачи чтением) на некоторые другие учения. Гьялцап Ринпоче поправлялся в своей комнате, из которой, спасибо окну, сообщавшемуся с маленькой алтарной, в которой мы собирались, он мог принимать участие в происходящем. Я сидел прямо у его окна и, по его просьбе, слушая читаемое, поправлял его копию текста. Как прекрасно было обладать возможностью видеть его каждый день и работать с ним над этими книгами. Однажды Кьенце Чоки Лодро сказал мне написать какие-нибудь стихи. Хотя я был очень юн, я справился очень хорошо; Гьялцап Ринпоче был очень обрадован и сказал, что я могу стать хорошим писателем.
Учения длились три месяца. В конце мы совершили двухдневные ритуалы благоприятствования, включая большую пуджу, где сам Гьялцап Ринпоче был чопёном (ведущим ритуала), случай уникальный.
После завершения этих учений, Гьялцап Ринпоче возвел меня на трон как воплощение Ума Джамьянга Кьенце Вангпо. У Джамьянга Кьенце было пять воплощений, представлявшие его Тело, Речь, Ум, Достоинства и Деяния. Кьенце Чоки Лодро был воплощением его Деяний.
В день интронизации, я вскарабкался в затвор. Внутри был установлен большой трон. Шечен Конгтрул, тогда еще очень молодой, держал благовония и Шечен Гьялцап облачился в свои лучшие одеяния. Они сказали мне сесть на трон. В комнате было совсем немного народу. Они рецитировали строки, описывающие священные условия времени и места учения; учителя; того, чему он учит; тех, кто получает учения. Гьялцап Ринпоче совершил церемонию и поднес мне драгоценные дары, символизирующие Тело, Речь, Ум, Достоинства и Деяния Будд. Как символ Тела, он дал мне танку Будды Шакьямуни, принадлежавшую Мипхаму Ринпоче и Джамьянгу Кьенце Вангпо. Как символ Речи он дал мне много томов их писаний. Как символ Ума он дал мне ваджру и колокольчик, которые Мипхам Ринпоче использовал всю свою жизнь. Как символ Достоинств он дал мне все принадлежности, необходимые для передачи посвящений. Как символ Деяний он дал мне печать Мипхама Ринпоче. Затем он подарил мне подписанный документ, где сказано: «Сегодня я принимаю сына семейства Дильго и признаю его перевоплощением Джамьянга Кьенце Вангпо. Я нарекаю его Гьюрме Тхекчог Тенпай Гьялцен (Неизменный Стяг Победы Учения Высшей Колесницы). Я вверяю ему учения великих гуру прошлого. Теперь если я умру, то без сожалений».
Вот так и по другим поводам, около пяти лет я провел с Гьялцапом Ринпоче в Шечене. Тогда я жил не в самом монастыре, а в центре затворничества на холме.
Затем я вернулся домой. Около года я оставался в затворничестве в пещере Боям Сампхутри. Зимой, не покидая затвора, я попросил прийти ученого Кхенпо Тхубга и дать мне подробные учения к Гухьягарбхе Тантре. Мы прошли этот предмет трижды и я сердцем воспринял и коренной текст и трехсотстраничный комментарий Лонгченпы.
Некоторое время спустя я отправился в Кьянгма Ритро, Кхенпо Тхубга там жил. Там не было ни монастыря, ни каких-либо других строений, только палатки. Именно там, когда мне было пятнадцать, я узнал из письма, отправленного отцом, что Гьялцап Ринпоче умер. На миг свет померк. Затем внезапно воспоминания о моем учителе проявились с такой силой, что ошеломили меня и я разрыдался. В этот день я чувствовал, что мое сердце вырвали из груди. Я вернулся в Денкхок и начал период отшельничества, что продлился тринадцать лет.
Глубина духовной практики
Шечен Гьялцап передал юному Кьенце Ринпоче многочисленные учения и раскрыл его ум к его истинной природе. Кьенце Ринпоче обещал своему возлюбленному учителю, что он, в свою очередь, также явит безграничную щедрость тем, кто испросит у него наставлений. И для того, чтобы в первую очередь подготовить себя самого, — ему было всего пятнадцать, когда Шечен Гьялцап умер — он провел большую часть последующих тринадцати лет в безмолвном уединении. В отдаленных затворах и пещерах в глубине крутых, диких, покрытых лесом холмов в Денкхоке, он непрерывно медитировал на любви, сострадании и желании привести всех живых существ к свободе и просветлению. Кьенце Ринпоче так говорит об этих годах:
Я практиковал с предрассветных часов до полудня и с вечера до поздней ночи. В середине дня я читал свои книги, повторяя тексты вслух, чтобы воспринять их сердцем. Я оставался в Затворе на Утесе семь лет и в Белом Гроте — три года, и в различных пещерах и хижинах по несколько месяцев, окруженный густым лесом и снежными горами. Неподалеку от пещеры Падампы, был домик, где мой брат Шедруп и двое помощников готовили пищу. В моей пещере не было дверей и порой заходили медвежата и сопели возле входа. Но у них не получалось вскарабкаться по лестнице в пещеру. Снаружи в лесу жили лисицы и множество птиц. Также где-то неподалеку были и леопарды; они поймали маленькую собачку, бывшую со мной. Кукушка жила поблизости — она была моим будильником. Как только я слышал её, что-то около трех утра, я вставал и начинал медитацию. В пять я сам, чтобы не видеть никого до обеда, заваривал себе чаю. По вечерам я оставлял догорать огонь так, чтобы на утро можно было его развести из углей. Я оживлял пламя и кипятил себе чай в своем единственном большом котелке, не вставая со своего места, просто наклонившись вперед. У меня было с собой много книг. Пещера была довольно просторная и достаточно высокая, чтобы стоять в ней, не стукаясь головой о потолок, но слегка замусоренная. Как и в большинстве пещер в ней было прохладно летом, а зимой она удерживала немного тепла. Я прожил в пещере Затвор на Утесе семь лет, не покидая ее. Время от времени ко мне заезжали мои родители. Мне было шестнадцать, когда я начал это затворничество. Я все время сидел в четырехстенном деревянном ящике, иногда вытягивая ноги наружу. Мой старший брат Шедруп, бывший моим наставником по затвору, сказал мне, что, если я время от времени не буду прогуливаться снаружи, это может закончиться полным расстройством; но у меня не было ни малейшего желания выходить наружу. Шедруп также практиковал в частичном затворничестве в хижине поблизости. С ним был слуга, время от времени привозивший продукты из нашего дома, что находился в трех часах езды на лошади. Когда в 1985 году я возвратился в Кхам, то застал этого слугу все еще живым.
Много маленьких птичек залетало в мою пещеру. Если я брал на кончик пальца немного масла, они могли подлететь и клевать его. Также я разделял пещеру с двумя мышами. Я снабжал их ячменной мукой и они часто бегали вокруг меня. Вороны уносили подношения, что я выкладывал наружу.
Пять или шесть лет я не ел мяса. Три года я был безмолвен. Днем, после обеда, я немного расслаблялся, читая книги, я никогда не терял времени на ничегонеделанье. Мой брат Шедруп часто побуждал меня к написанию молитв, духовных песен и стихов, так как он думал, что это даст мне попрактиковаться в писательстве. Писать для меня было легко и к концу этого периода я написал около тысячи страниц, но позже, когда мы бежали из Тибета, все было утеряно.
Эта пещера хранила ясное ощущение от этого и здесь не было никаких отвлечений. Я отпустил свои волосы и они стали очень длинными. Во время практики туммо я испытывал большой жар и годы днем и ночью, несмотря на очень холодный климат, носил только белую накидку и юбку из шелка-сырца. Я сидел на медвежьей шкуре. Снаружи все было заледеневшим, но в пещере было тепло. Позже я переместился в Белый Грот. Здесь я сделал маленькую деревянную хижину с маленьким окошком. Я часто видел пробегающих мимо волков, иногда они останавливались, чтобы потереться об угол хижины. Здесь также было много оленей и голубых овец, и временами я видел леопардов. Раз в месяц приходила мама и оставалась на часок поговорить.
В течение этого времени Кьенце Ринпоче серьезно заболел. Кьенце Чоки Лодро и многие другие ламы пришли к единодушному мнению, что для Кьенце Ринпоче пришло время обзавестись супругой, что было необходимо для него как для тертона. Так он женился на Лхамо, простой девушке из обычной крестьянской семьи. Здоровье его выправилось и он открыл несколько гонтеров. Его жена, Кхандро Лхамо вспоминает это время:
Я жила в доме с мамой. Однажды она послала меня работать в поле. На дороге я встретила несколько лам, которые сказали, что они пришли, чтобы забрать меня кое-куда. Я сказала, что у меня нет времени, так как мать сказала мне идти работать. Но они сказали, что я буду сопровождать их к месту затворничества Кьенце Ринпоче. Сейчас китайцы повалили там все деревья, но тогда это подразумевало путешествие сквозь густой лес, а я боялась диких зверей.
Затвор Ринпоче представлял из себя крошечную деревянную хижину. Его брат Апо Шедруп жил рядом в другом маленьком помещении и у меня был отдельный маленький домик. Кухня была дальше вниз по холму в маленькой открытой пещере. Всего, вместе с двумя нашими слугами, нас было пятеро.
Ринпоче был очень болен и лицо его казалось темным. Меня обеспокоил его столь болезненный вид и я подумала, что он при смерти. Но после моего появления его здоровье, по-видимому, стало улучшаться. И однажды он встал на ноги и пригласил меня пообедать с ним.
Когда я впервые появилась, чтобы жить с Ринпоче, Кьенце Чоки Лодро и другие ламы сказали ему, что он должен жениться, чтобы продлить свою жизнь, иначе он умрет. В некоторых текстах предсказано, что Ринпоче должен жениться на мне, чтобы обеспечить широкое распространение его деяний. Одно из предсказаний, которое я слышала, звучит примерно так:
Юный йоги с «А» на лбу
Из добродетельной семьи из Сакара
Чтоб продлить жизнь, должен взять за муж девушку, рожденную в год Воды-Тигра.
Сам Ринпоче не выказывал ни малейшего интереса к женитьбе. Он сказал, что его не интересует, умрет он или нет; он женился только потому, что так сказал ему учитель. Позже я в шутку бранила Апо Шедрупа и других лам за то, что они не предупредили меня, что собираются выдавать меня за муж за Ринпоче. По крайней мере я могла бы подготовиться и одеть что-нибудь симпатичное, вместо той грязной старой рабочей одежды, в которой они меня забрали. Они рассмеялись и сказали, что не сказали невольно, так как боялись, что я подумаю и откажусь.
Хижина Ринпоче была очень проста. Стены были отштукатурены глиной и там был деревянный ящик, где он сидел. Он всегда просил книги, которые я выбирала ему и клала на место. Там было слишком много книг, чтобы поместить их в комнате, так что приходилось хранить их где-то еще. Когда книги были новыми, ткань, их оборачивающая, была белой; но он пользовался ими столь часто, что ткань становилась коричневой. Внутри хижина была столь мала и заполнена книгами, что в ней не было места для алтаря, который в результате располагался снаружи на маленькой веранде. За ним я посадила множество цветов в горшках, Ринпоче их очень любил.
Ниже у реки возле места затворничества, Ринпоче оставил отпечаток ноги на камне. Это обнаружил один из слуг, который часто спускался туда, чтобы получить молоко, творог и масло у пастухов. Они были уверены, что отпечатка там не было до начала затворничества Ринпоче. Пема Шепа видел другой отпечаток, оставленный Ринпоче позже, во время паломничества вместе с Кьенце Чоки Лодро. Не умея делать новую обувь, я сама ставила заплатки на обувь, которую Ринпоче тогда носил, и эта заплатка на обуви четко видна на этом ясном отпечатке. Гока тоже видел это и сказал нам об этом, но Ринпоче отрицал, что это был его отпечаток.
Ночью, когда я выходила облегчиться в лес, казалось, что пламя пылает у подножия большого дерева напротив хижины Ринпоче. Однажды я об этом сказала Апо Шедрупу, но он ничего не ответил. Иногда также виделись огоньки горящие повсюду, иногда огонь был внутри хижины. В конце концов я спросила Ринпоче об этом огне. Он сказал, что это защитник Рахула и велел не подходить близко.
Ринпоче никогда ночью не ложился; он спал сидя, вытянувшись в своем деревянном ящике. Вечером, после ужина он мог начать свою медитацию и не говорить до завтрака следующего дня. На завтрак его брат Шедруп мог позвать меня и мы завтракали все вместе и немного разговаривали. И сразу после этого Ринпоче мог начать следующую медитацию и не видеть никого до ужина. В Белом Гроте, где Ринпоче провел три года, он получил также лунг на Канджур, 103 тома буддийского канона. Это было после того, как родилась наша первая Дочь, Чиме. Комната Ринпоче была столь мала, что там негде было сидеть ламе, читающему текст. Поэтому место для него подготовили снаружи на веранде, среди цветочных горшков, и он читал через окно. Мама Ринпоче, брат Шедруп и я также получали эту передачу, но так как Ринпоче был все еще в затворничестве, никто больше не пришел. В те дни, когда передавался лунг, Ринпоче медитировал как раз перед ним.
Даже после окончания своего уединения, Ринпоче оставался в родительском доме всего на неделю или две, а затем возвращался в затвор.
Один из племянников Ринпоче часто ходил на охоту и у него было ружье, славящееся своей точностью. Однажды, когда Ринпоче был у них дома, его мать — сестра Ринпоче — сказала: «Это ружье убило уже столько много животных. Пожалуйста, благослови его». Ринпоче поднес ствол к губам и подул в него. И оно больше не стреляло. С тех пор, когда бы ни приглашали Ринпоче богатые скотоводы, любившим поохотиться, они прятали все свои ружья.
У родственника Ринпоче, Апо Джамце, был огромный мастифф, который драл и загрызал овец и коз, принадлежавших местным беднякам. Никто из них не смел наказать собаку, принадлежавшую могущественному клану Дильго. Однажды, когда Ринпоче зашел на чай в семью Апо Джамце, тетя Ринпоче, Аши Кага, следившая за домом, рассказала об этой собаке и спросила, что им делать. В это время Ринпоче ел зажаренный ячменный шарик. Он подул на него и кинул собаке. Псина заглотила его и никогда более не нападала на животных. Бедняки вокруг были очень счастливы.
Владыка Учения Друнгнам Гьятрул обменялся многими учениями с Кьенце Ринпоче. Он провел всю свою жизнь в Нгома Нангсум, в пещере в скале, по форме напоминающей ваджру, и окруженную лугами. Он почти не спал. Пять или шесть сотен его учеников жили в близлежащих пещерах и практиковали мантру Гуру Падмасамбхавы. Он жил в пещере в самом центре скалы, которую обходило столь много людей, что земля там была вытоптана до предыдущего уровня. Мы остановились в палатке поблизости и Ринпоче мог провести весь день в пещере с Гьятрулом Ринпоче, получая от него учения. В течение этого месяца Гьятрул Ринпоче и я были единственными людьми, кто его видел.
Наша младшая дочь была ребенком необычайным. Я родила ее в палатке в лесу, прямо над Затвором на Утесе. Она родилась после наступления темноты, но вскоре после этого появился свет яркий как дневной. Я удивилась, что это за свет? Шел сильный дождь, а свет продолжался до двух или трех часов утра. Когда Ринпоче рассказали о свете, он не выказал никакого внимания. Сердце девочки было необыкновенным. Она была очень добродетельна, преданна буддийскому учению и любила практиковать. Все слуги очень любили ее. Она умерла в Индии вскорости после нашего бегства из Тибета.
После завершения затворничества в возрасте 28 лет, Кьенце Ринпоче провел многие годы с Дзонгсар Кьенце Чоки Лодро (1896 -1959), который тоже был воплощением первого Кьенце. Кьенце Ринпоче считал Чоки Лодро своим вторым главным учителем и относился к нему с огромным почтением. После получения шестимесячного посвящения Собрания Терма от Чоки Лодро, Кьенце Ринпоче сказал ему, что желает провести остаток жизни в уединенной медитации. Но Кьенце Чоки Лодро был тверд. «Твой ум и мой ум — одно» — сказал он — «Пришло время тебе учить и передавать другим бесчисленные драгоценные учения, что ты получил». И с той поры Кьенце Ринпоче постоянно работал на благо всех живых существ с беспрестанной энергией, что присуща линии Кьенце. Он так рассказывает о времени, проведенном в Дзонгсаре:
Когда я приехал впервые, Кьенце Чоки Лодро Ринпоче сказал мне, что предыдущей ночью ему приснилась встреча с первым Кьенце, Джамьянг Кьенце Вангпо. «Это очень благоприятный знак, что ты пришел сегодня» — сказал он.
Во время своего первого посещения, я оставался в Дзонгсаре только два месяца. Со временем, я стал приезжать туда каждое лето. Зимой я возвращался в Денкхок или посещал другие места, получая учения от многих других Владык Учения.
Возвращение в Дзонгсар для меня всегда было огромным событием, которого я ждал заранее. Я всегда останавливался в покоях Кьенце Чоки Лодро. Как правило мы разделяли трапезу, так что могли беседовать. Когда люди приходили к нему, я выходил в соседнюю комнату, и практиковал там, пока он не освободится, и могли возобновить наше обсуждение. В то время как обычные монахи Дзонгсара не проявляли особого энтузиазма в практике и изучении Дхармы, учащиеся монастырского колледжа учились с большим желанием и обычно радовались легкому доступу к Чоки Лодро, который с огромным удовольствием занимался с ними. Но когда я был там, то слышал их стенания, что теперь у него нет на них времени.
Когда я уезжал он провожал меня до самых дверей. Он отпускал меня всегда очень неохотно и часто я замечал слезы на его глазах.
Кьенце Чоки Лодро также был тертоном и однажды он сказал мне: «Ты должен открыть много терма и принести благо другим. У меня был сон прошлой ночью. В нем были облака в форме восьми благоприятных символов и других форм и на них Будды и Бодхисаттвы. Из этих облаков хлынул ливень нектара, неся благо существам. Ты должен распространить свои терма. Он попросил дать ему посвящения некоторых из моих терма и я поднес их ему.
Кьенце Чоки Лодро попросил Кьенце Ринпоче отправиться в Амдо и учить Сокровищнице Учений Открытых Вновь. Жена Ринпоче так описывает это путешествие:
Ринпоче отправился в Реконг, что в Амдо, возле озера Кукунор. В один очень холодный день один скотовод пригласил Ринпоче в свой шатер и поднес ему и сопровождающим много масла, сушеного мяса и сладкого сыра для путешествия. Ринпоче, что для него необычно, предостерег одного из слуг, чтобы тот внимательно следил за лошадьми. Когда пришло время отправляться, вбежал слуга, крича, что лошади исчезли; он оставил их всего на минуту, а их, должно быть, украли. К счастью у скотовода было много яков и он дал несколько Ринпоче и мы через месяц достигли Реконга.
В Реконге Ринпоче давал посвящения Сокровищницы Учений Открытых Вновь 1900 йогинам в течение четырех месяцев. Когда гостеприимные хозяева услышали от монахов Ринпоче о краже лошадей, они очень огорчились; но Ринпоче сказал, что он уже спокойно добрался, так что и говорить не о чем. Однако некоторые из йогов Реконга, известные своей магической силой, сказали, что они этого так не оставят. Через две недели после начала Учения появились воры вместе со всеми краденными лошадьми и умоляли Ринпоче взять их обратно. Ринпоче ответил, что лошади ему уже не нужны и они могут их оставить себе, но они отказались слушать. После кражи, сказали они, все пошло наперекосяк. При дойке у коров вместо молока шла кровь. На одного мальчика напали стервятники — случай неслыханный — и многие из рода заболели. В конце концов они просто оставили лошадей у монастыря и ускакали.
Ринпоче оставался в монастыре Реконг в течение года и давал учения на вершине прекрасного холма, где жил знаменитый йогин 19 века Шабкар Цогдрук Рандрол. Там под деревом был большой валун, на котором сидел Шабкар и пел свои знаменитые духовные песни. Местные жители поднесли это сиденье Ринпоче и когда он спел здесь песни, появились радуги и мягко падали снежинки подобно цветам. Все говорили, что Ринпоче, должно быть, воплощение Шабкара.
У Ринпоче был помощник, мастер ритуала Ачог, которому он часто делал замечания. Однажды ночью он убежал, оставив часть одежд как подношение и записку, где написал, что он не может служить Ринпоче должным образом и поэтому уходит. Через месяц пути пешком он достиг скотоводческий лагерь номадов в Голоке и в одном черном шатре из шерсти яка мать и дочь предложили ему совершить несколько ритуалов для них в обмен на кров и стол. Стояла сильная стужа и ему некуда было идти, так что он согласился. Но затем его свалила болезнь.
Однажды мать крикнула Ачогу, что путник, высокий лама на здоровой лошади подъезжает к шатру. Ачог глянул сквозь вход и увидел Кьенце Ринпоче вместе со слугой, скачущими прямо к шатру. Ринпоче спешился, вошел и спросил: «Ачог, как ты?» Ачог был столь поражен, что начал плакать. Ринпоче сказал ему, что плакать незачем, и что ему лучше вернуться вместе с ними. Старая мать поднесла Ринпоче чай, молоко и творог. В ответ на расспросы Ачога слуга сказал, что никто не говорил им, где его искать, и также никого не встретили они на заснеженных просторах, кто бы указал им, где лагерь. Ринпоче сказал, что пора идти и все трое вернулись домой. В те дни люди стали говорить, что Ринпоче обладает невероятной ясностью.
Круг преображения
Чудесная страна — иллюзия подобная сну
Бессмысленно цепляться за нее
Пока внутренние силы страстей не будут побеждены
Сражения с внешними врагами не закончатся никогда
Кьенце Ринпоче
В конце пятидесятых Китай захватил Тибет. Когда китайские чиновники появились в Денкхоке и стали расспрашивать о местонахождении Кьенце Ринпоче, его жена послала ему тайное предупреждение, чтобы он не возвращался домой. Она упрашивала его отправиться из Кхампагара, где он находился с визитом, прямо в Лхасу. Она с трудом ускользнула от солдат и присоединилась к нему по дороге. Они устремились в Лхасу, оставив все позади, включая драгоценные книги Ринпоче и большую частьего сочинений. Вместе они отправились в паломничество по Центральному Тибету. Затем Ринпоче шесть месяцев делал стотысячное подношение мандалы перед Джово, главной статуей Будды в Лхасе. В городе в это время разразилась эпидемия, поэтому он также совершал много ритуалов и молитв для больных и умерших, не обращая внимания на страхи родственников, что он сам заразиться. От эпидемии умерла мать Ринпоче и старший брат Шедруп.
Затем пришло сообщение, что китайцы конфисковали фамильные земли и все имущество. Жена Ринпоче, Кхандро Лхамо вспоминает:
Однажды в Лхасе какие-то китайские чиновники пришли ко мне и спросили: «Уважаемая госпожа, чем занимаетесь?»
Я ответила, что просто сижу и поднесла им несколько фруктов. Они спросили, что делают мои дочери и я ответила, что простираются в главном храме. Они спросили, не потеряла ли я дом и не собираюсь ли вместе с Ринпоче вернуться обратно. Я сказала, что потеряла и мы с Ринпоче хотим поскорее вернуться. Тогда они спросили, почему мы пришли в Центральный Тибет и был ли уже коммунизм установлен в Кхаме, когда мы уезжали. Я ответила, что мы — паломники, а что касается коммунизма, то такого слова я никогда прежде не слыхала. Китаец, увидев на столе красные и белые сладости, спросил, не в нашем ли обычае есть белые и красные сладости. Когда я ответила «да», он сказал, что коммунизм — это в точности как красные и белые сладости. Я спросила, какие цели у коммунизма, и они ответили, что очень хорошие, в точности как сладости. И я сказала им, что, если это нечто подобное этим сладостям, то скорее всего мне это понравится. Хотя я знала, что китайцы захватили всю нашу собственность и всех лошадей в восточном Тибете, я делала вид, что ничего не знаю. Я боялась, что они нас арестуют. Они сказали мне готовиться к возвращению в Кхам, где мы займем китайские должности. Ринпоче будет получать тысячу юаней, а я — пятьсот. Я сказала им большое спасибо и что мы будем готовиться к отправлению. Все кхамцы, прибывшие в Лхасу, арестовывались и отправлялись обратно. Некоторые вынуждены были оставить детей и были опустошены. Некоторые прыгали в воду, чтобы сбежать или умереть, но большинство было связано и погружено в повозки. Поэтому я немедленно отправилась в Цурпу, резиденцию Кармапы к северо-западу от Лхасы, чтобы присоединиться к Ринпоче. Нам больше ничего не оставалось делать, как бежать. У нас были лошади, пасущиеся возле Цурпу, но китайцы украли всех. Так что я одолжила лошадь, чтобы доехать до Лхасы и вернулась с еще двенадцатью лошадьми. Я отправилась вечером и вернулась на рассвете. Паво Ринпоче также дал нам очень сильную лошадь. Яки везли наши вещи. Ринпоче всегда шел. Трудно сравнивать Ринпоче с другими ламами; он всегда был очень скромен и за каждым приглядывал. Нас было тринадцать. Мы шли около полутора месяцев, ставя шатры на ночь.
Когда нам оставалось всего несколько дней пути до бутанской границы, мы узнали, что китайские солдаты идут по нашим следам. И нам ничего не оставалось делать, как оставить весь багаж, в основном книги и драгоценные статуи, чтобы передвигаться быстро и незаметно, и передвигаться по ночам, спрятавшись днем. Многие тибетцы бежали и китайцы их выслеживали. Мы забрались на перевал и были столь уставшие, что заночевали прямо там. Было ужасно холодно. Ринпоче сидел на камне, Ньенпа Ринпоче на другой стороне, а я рядышком. Все яки были все еще нагружены. Нам нечем было их кормить. Снег шел три дня и ночи. Мы не могли развести огонь, чтобы вскипятить чай, так как китайцы могли заметить дым. И некуда было идти, вокруг были только бесконечные осыпи.
Когда мы, в конце концов, достигли бутанской границы, то еды почти не осталось — только немного ячменной муки, масла и сушеного мяса. Двенадцать дней нам пришлось ждать в высокогорье на бутанской границе, пока пограничники получат распоряжения. В конце концов, бутанское правительство позволило нам пройти. Они были очень добры к нам и всем дали ячменя и риса. И какая-то старая госпожа дала каждому немного супа. Мы двигались сквозь бутанские леса под непрерывным дождем. И здесь было столько пиявок, что и люди и лошади кровоточили отовсюду.
Когда мы добрались до Вангди, кто-то услышал по маленькому радио, что в Сиккиме умер Кьенце Чоки Лодро.
Когда мы достигли Индии, я была поражена видом всех этих машин и поездов. Тогда Кьенце Ринпоче было сорок девять. Он направился в Сикким совершать кремацию Кьенце Чоки Лодро. В Калимпонге и Дарджелинге он также встретил других великих лам, таких как Дуджом Ринпоче и Кангьюр Ринпоче, с которыми он обменялся учениями.
По просьбе бутанской королевской семьи Кьенце Ринпоче отправился жить в Бутан. Он стал школьным учителем возле столицы Тхимпху. Вскоре его внутренние достоинства привели к нему множество учеников, по прошествии лет, он стал известнейшим буддистским учителем в Бутане, уважаемым всеми, от короля до самого скромного крестьянина. Однажды вечером в Паро он вдруг попросил одного из своих монахов отправиться в Тхимпху, что в двух часах езды оттуда, отвезти маленькую танку защитницы Экаджати юному королю, с посланием, чтобы король весь следующий день носил эту танку на теле. На следующее утро, когда король вел машину вниз к индийской границе, его джип пропустил поворот на горной дороге, перелетел через крутую ограду и, несколько раз стукнувшись в полете, разбился глубоко внизу. Все погибли за исключением короля, обнаружившего себя выброшенным из машины и невредимым. Другие похожие случаи значительно укрепили веру и доверие людей в Кьенце Ринпоче.
Однажды Ринпоче провел две недели в пещере Логово Тигра, в Паро Такцанге. Там он делал подношение ста тысяч масляных светильников и передавал много учений и посвящений. И в это время у него было видение Джигме Лингпы с книгой на голове, привязанной волосами, в белых одеяниях с красно-белым широким шарфом (зеном). Он положил свою руку на голову Ринпоче и сказал: «Ты наследник моих учений, Лонгчен Нинтига. Ты можешь делать с ними, что пожелаешь. Джигме Лингпа также сказал что, чтобы установить мир в Бутане и гарантировать сохранение Учения Будды, нужно воздвигнуть четыре большие ступы. Это было сделано.
После бегства из Тибета Кьенце Ринпоче стал одним из главных наставников Его святейшества Далай Ламы. Как он пишет в своей автобиографии, он встретил Его святейшество впервые в Лхасе:
Однажды я молился в Джокханге в Лхасе возле новой статуи Гуру Ринпоче. Внезапно я почувствовал запах очень ароматных благовоний и вошло несколько облаченных в парчу чиновников, сопровождающих бледного монаха в очках. Он выглядел похожим на виденное мной изображение Его Святейшества Далай Ламы. Он осмотрел новую статую Гуру Падмасамбхавы и поднес хадак. Когда он проходил мимо меня, то спросил, откуда я, как меня зовут, и какой ритуал я здесь совершаю. Он сказал мне молиться хорошо и пошел в храм Джово, где оставался около часа. Это была моя первая встреча с Его Святейшеством.
Позже я вместе с моим братом Сандже Ньенпой Ринпоче встречал его еще дважды в его летней резиденции в Лхасе.
После того как мы достигли Индии, Ньенпа Ринпоче был в паломничестве в Варанаси и встретил Далай Ламу там. Его Святейшество спросил, где его высокий брат с длинными волосами и не пострадал ли он от китайцев. Он обрадовался, когда узнал, что мы добрались безопасно, и сказал, что мы встретимся позже.
Он много раз приглашал Кьенце Ринпоче в свою резиденцию в Дхармасале. В течение нескольких лет Кьенце Ринпоче поднес ему большинство важнейших учений Нингма.
Возвращение в Тибет
В 1985 году Кьенце Ринпоче наконец-то вернулся в Шечен. Лишь руины остались от монастыря, шедра (монастырский колледж) была единственным отстроенным зданием. Прямо в день приезда Ринпоче начался двухдневный праздник священных танцев. Вплоть до предшествующего года эти танцы были запрещены китайцами, но теперь традиция возобновилась.
Кьенце Ринпоче настоял на том, чтобы провести ночь в месте над монастырем, где раньше стоял затвор его коренного Учителя, Шечен Гьялцапа. От затвора не осталось и следа, но Ринпоче остановился на небольшой площадке. Позже небольшой затвор был отстроен на этом месте.
Кьенце Ринпоче посещал все монастыри, куда мог добраться. Когда он подъезжал к Дзонгсар монастырю, сияющее гало появилось вокруг солнца, что тибетцы считают очень благоприятным знаком. За день до этого двойная радуга, поднимающаяся от крыш монастыря Пальпунг, возникла, когда Ринпоче подъезжал к нему.
Во время пребывания в Центральном Тибете Кьенце Ринпоче подал прошения Китайскому правительству о восстановлении монастыря Самье, настаивая на его важности для мировой культуры. Китайское правительство согласилось. Вдохновленный Кьенце Ринпоче король Бутана внес большое пожертвование на восстановительные работы и в 1990 был восстановлен главный храм. Кьенце Ринпоче был приглашен для освящения и вновь отправился в Тибет. В Самье он совершил трехдневное освящение и также давал учения и посвящения 60 монахам монастыря, а также всем, кто собрался на это уникальное событие. В Лхасе Ринпоче сделал подношение двухсот тысяч масляных светильников перед статуей Джово Ринпоче, а затем посетил многие священные места и монастыри в Центральном Тибете.
Хотя Ринпоче было уже за восемьдесят, столь характерная ему выдержка мало изменилась. Однако в начале 1991 года во время учений в Бодх Гае он заболел. Тем не менее он завершил намеченную программу и отправился в Дхармасалу, где в течение месяца без видимых усилий передавал важные учения и посвящения Далай Ламе, о которых Его Святейшество просил многие годы.
Поздней весной он вернулся в Непал уже совершенно больной. Он потерял в весе и все больше и больше нуждался в отдыхе. Ему пришлось отменить четвертое путешествие в Тибет, где он намеревался вновь посетить Шечен. Вместо этого он провел три с половиной месяца в затворничестве в Паро Такцанге, в Бутане, в одном из наиболее священных мест, благословленных Падмасамбхавой.
После затворничества его здоровье, казалось, стало улучшаться. Он навестил нескольких своих учеников, находившихся в затворничестве, и давал им наставления об Учителе за пределами рождения, смерти и какого-либо физического проявления. Но вскоре после этого его болезнь вновь усилилась и двенадцать дней он почти совсем не мог ни пить, ни есть. 27 сентября 1991 года при наступлении темноты он попросил слугу помочь ему сесть в позу медитации и погрузился в мирный сон. На рассвете следующего дня его дыхание прервалось.
По просьбе его учеников его тело сохранялось в течение года. На несколько месяцев его переместили из Бутана в Шечен в Непале, так что многие могли присоединиться к посмертным ритуалам. В течение первых семи недель каждую пятницу, день его смерти, на ступе Бодх Натх совершалось подношения ста тысяч светильников.
В ноябре 1992 года его останки кремировали возле Паро, в Бутане. На трехдневной церемонии присутствовало около ста важных лам, королевская семья и министры Бутана и еще около пятидесяти тысяч человек — собрание беспрецедентное для истории Бутана.
Духовное наследие
Передача и продолжение — ключевые моменты в буддийской традиции. Живое учение не должно умирать; подлинное духовное осуществление должно передаваться от учителя к ученику. В этом смысле жизнь Кьенце Ринпоче — это совершенный пример. Кроме двух основных учителей у него было еще более пятидесяти выдающихся наставников из всех школ тибетского буддизма. Объединив внутренне все учения в себе самом, он затем передал их тысячам своих учеников. Из них некоторые стали подлинными держателями учений, его духовными наследниками и продолжают его линию сегодня.
Трулшик Ринпоче, родившийся в 1924 году, не только держатель линии, но и главный хранитель терма Кьенце Ринпоче, предсказанный в этих терма. Он также главный Хранитель Винаи в Нингма и посвятил в монахи несколько тысяч человек.
В шестидесятых годах, во время паломничества по Непалу, Кьенце Ринпоче приснилось, что он взбирается на очень высокую гору. На вершине был маленький храм. Он вошел и увидел сидящих внутри своих учителей трех основных лам Шечена — Шечен Гьялцапа Ринпоче, Шечен Рабджама и Шечен Конгтрула. Кьенце Ринпоче распростерся перед ними и со слезами спел песню, спрашивая, как они пострадали от китайцев (все были замучены в китайских тюрьмах). В один голос они ответили, также в песне, что для них рождение и смерть подобны сну или иллюзии. И что абсолютное состояние не знает ни возрастания, ни упадка. Кьенце Ринпоче выразил свое желание поскорее присоединиться к ним в чистых землях, так как он видит мало смысла оставаться в мире, где учения быстро исчезают и большинство учителей — не кто иные, как лживые обманщики. На этих словах Шечен Конгтрул посмотрел на Кьенце Ринпоче пронзительным взглядом и сказал: «Ты должен трудиться изо всех сил до последнего вздоха на благо существ и упрочнения учений. Мы, все трое, представленные в одном, придем к тебе как одно воплощение, которое поможет тебе в твоих целях». Вскоре после этого, в 1966 году старшая дочь Кьенце Ринпоче, Чиме Вангмо, родила сына, которого 16 Кармапа распознал как воплощение Шечен Рабджама. Его привели к дедушке в возрасте пяти и с той поры на протяжение двадцати пяти лет он получал все учения, которые передавал Кьенце Ринпоче. Рабджам Ринпоче вспоминает:
Мое первое восприятие Кьенце Ринпоче — это удивительно любящий дедушка. Он на самом деле был мне сразу и как папа и как мама. Позже, когда я подрос, это восприятие постепенно превратилось в глубочайшее почтение и доверие, и затем в неколебимую веру. Так Кьенце Ринпоче стал моим духовным Владыкой. Когда я начал изучать писания, то обнаружил в Ринпоче все достоинства, необходимые подлинному и реализованному Гуру. После его смерти неисчерпаемая сила его присутствия стала поистине всепроникающей. Теперь я понимаю, какое счастье для меня было встретить такого человека как он. Моя единственная цель — по возможности дать долгую жизнь его учениям и исполнить его пожелания.
Рабджам Ринпоче теперь отвечает за большие монастыри Шечена в Непале, Тибете, Бутане и Индии.
Дзонгсар Кьенце Ринпоче, родившийся в 1961 году, главное воплощение Кьенце Чоки Лодро, другого главного Учителя Кьенце Ринпоче. Когда он был распознан и приглашен в Сикким для интронизации, Кьенце Ринпоче спустился в низ к границе Индии с Сиккимом, чтобы встретить его. В течение всей дороги обратно в Ганток, столицу Сиккима, Кьенце Ринпоче держал мальчика на коленях и плакал. Некоторые потом спрашивали, не печалился ли Ринпоче о предстоящей судьбе воплощения. Но Кьенце Ринпоче объяснил, что это были слезы радости и преданности, потому что в течение этих двух часов он видел не маленького мальчика, но предыдущего Кьенце Чоки Лодро как на самом деле. Позже Кьенце Ринпоче часто простирался, если встречал молодого Дзонгсара Кьенце после длительного отсутствия — даже на дороге в пыли. Позже Дзонгсар Кьенце Ринпоче стал близким учеником Кьенце Ринпоче и получил бесчисленные учения и посвящения от него. Он теперь глава нескольких монастырей и монастырских колледжей в Индии и Бутане.
Всех учеников Кьенце Ринпоче перечислить было бы крайне затруднительно. Из самых известных — это Его Святейшество Далай Лама, оба Чоклинга Ринпоче, Намхай Нингпо Ринпоче, Джигме Кьенце Ринпоче, Дзигар Конгтрул Ринпоче, Сенге Тракпа Ринпоче (выдающийся практик, проведший многие годы в уединении), Оргьен Тобгьял Ринпоче и Таклунг Цетрул Пема Вангьял Ринпоче. Чогьям Трунгпа Ринпоче, Согьял Ринпоче и некоторые другие ученики Кьенце Ринпоче стали влиятельными учителями на Западе.
Таким образом продолжается линия Кьенце Ринпоче в наши дни.
Полный цикл
После смерти Кьенце Ринпоче в 1991 году, его ближайшие ученики естественно обратились к Трулшику Ринпоче, как к ближайшему и наиболее реализованному последователю, чтобы найти воплощение.
С тех пор у Трулшика Ринпоче было несколько снов и видений, включая четырехстрочный стих, ясно указывающих на новое воплощение. Однако он держал детали в тайне до апреля 1995 года, когда он направил послание Шечен Рабджаму Ринпоче.
Расшифрованный стих указывал, что отцом был Чоклинг Ринпоче Мингьюр Девей Дордже (сын Ургьена Тулку Ринпоче, ближайшего духовного друга Кьенце Ринпоче) и матерью Дордже Палдрон. Их сын, рожденный в День Рождения Гуру Падмасамбхавы в 10 день пятого месяца года Птицы (30 июня 1993 года), был, как говорит стих, несомненным воплощением Палджора (одно из имен Кьенце Ринпоче)
И 28 декабря 1995 года в пещере Маратика в Восточном Непале Трулшик Ринпоче провел церемонию интронизации.
Цикл завершился.
Поделиться в социальных сетях
